Home Articles История одного заблуждения

ArtLab

JA slide show

История одного заблуждения

В  1998 году в Русский музей на экспертизу поступил портрет Е.А.Лермонтовой с предположительным авторством Т.А.Неффа. Старая надпись на тыльной стороне холста и подпись на живописи, казалось бы, не вызывали сомнений в подлинности, однако одного взгляда на портрет было достаточно, чтобы решительно отвергнуть данное авторство. Тщательное исследование под микроскопом весьма искусно сделанной подписи выявило ее позднее происхождение.

Оригинальность портрета, тем не менее, была несомненной: в ИК-излучении стали видны множественные авторские переписки и композиции, и фона, и платья на уровне подготовительного рисунка. Более всего поражала манера рисования лица: жирный карандаш не только обводил линией границу формы, но и выявлял объемы с помощью разнообразной штриховки; то есть на уровне подготовительного рисунка решалась и светотеневая задача. Попытки найти подобный рисунок в произведениях других художников конца 40 – начала 50-х годов не дали положительных результатов. Портрет Е.А.Лермонтовой был возвращен владельцу как анонимная работа середины ХIХ века.

Однако поиски продолжались: ведь в компьютерной базе остались все результаты исследования и в том числе цветные фрагменты и инфракрасные снимки живописи. В течение года были просмотрены в ИК-диапазоне многие подписные портреты середины века, времени слабо изученного и крайне интересного. Никого, похожего на автора портрета Е.А.Лермонтовой мы не нашли. Однако, Е.И.Столбова, хранитель фонда живописи ХVIII- первой половины ХIХ века предложила посмотреть «Женский портрет», сравнительно недавно приобретенный музеем и нам, наконец-то, повезло: именно такой же точно искомый подготовительный рисунок и был обнаружен в этом портрете. Увы, он не имел автора. Все же можно было надеяться на то, что когда-нибудь удастся по обнаруженному авторскому признаку сгруппировать вокруг ядра тождественные произведения, и тогда автор обязательно найдется. Так и случилось, но сначала мы сбились с пути и забыли о двух женских портретах-близнецах. Прошел год, и мы увлеклись «Пастушком».

С первого взгляда на него возникла мысль: я знаю автора, просто не могу вспомнить. С «Пастушком» были реставрационные проблемы: авторский картон – овал, дублированный на оргалит, не поддавался укреплению. Жесткий грунтовый крупносетчатый кракелюр укладывался ненадолго и с переменой места и погоды снова приподнимался. Но в целом, прекрасная сохранность живописи и высокие художественные достоинства ее были очевидны. Какое-то странное сочетание щегольства кисти и примитива приковывало внимание. Возможно, что именно овальная форма «Пастушка» послужила первым провокатором бессознательного возникшего предположения. Разумеется, мы на всякий случай поискали автора среди «венециановцев», зная почти наверняка, что это пустая трата времени. Даже овальная форма картины вступала в резкое противоречие с этим предположением. Лишь поздние, так называемые «венециановцы-изменники» любили овалы (Зарянко, Славянский и др.) Проверили и их. Сравнивали рентгенограммы, грунты, фактуру, но только подготовительный рисунок, обнаруженный в «Пастушке», дал опору для сравнения. О чем говорил этот рисунок, какие рождал ассоциации? Прежде всего, он показывал, что автор – выученик академической, а не венециановской школы. Строя форму, он мысленно видел перед собой гипсовые слепки. Его рука бессознательно повторяла до автоматизма усвоенные штудии. Уверенная, слегка «готическая» рубленая линия абрисов в сочетании с тушевкой теней и полутеней, косая штриховка в сочетании с зигзагом – вот неполный перечень приемов художника на уровне подготовительного рисунка.

В живописи кисть смело работает с фоном и грубовато-уверенно лепит фактуру лица. Нарядный пейзажный фон, сгармонированный и сдержанный колорит в серо-бежевых тонах, ясная и выверенная композиция, при которой фигура «дышит воздухом» свободного пространства, говорили о несомненном таланте и профессионализме автора. Подробнейший «строительный» рисунок и плотная, грубоватая фактура красочного слоя указывали на неизжитое ученичество и незначительный живописный опыт в работе маслом.

Конечно, следовало бы вначале говорить о датировке «Пастушка», но в том-то и дело, что и стилистически, и технологически его можно датировать и 40-ми годами ХIХ века. Увлечение Академии и Общества поощрения художников Венециановым и его школой начинается в конце 20-х годов, а в 1830-м году – на академической выставке венециановцы с их народной темой господствуют. Именно на этой выставке 30-го года показывал свою картину «Русский пастушок» 19-летний Александр Денисов. В Тверской картинной галерее хранится прямоугольный холст, схожий в точности с нашим пастушком работы неизвестного автора. Он вполне венециановского духа: в прямоугольный формат холста с глухим фоном вписана фигура пастушка, шляпа которого почти упирается в верхний край полотна. Т.В.Алексеева в своей книге 1982 года опубликовала тверского «Пастушка», как предположительную работу Зарянко. В Тверь мы не ездили, «Пастушка» не изучали, но вполне возможно, что его автор – рано умерший Александр Денисов, о творчестве которого можно судить по картине из ГРМ «Матросы в сапожной мастерской». Полагаю, что овальный «Пастушок» - переработанная копия с него, сделанная в 40-х годах уже после смерти Денисова. В нем сплетены воедино главные и такие противоречивые увлечения времени как «брюлловство» и «венециановство»; щегольство и красивость с трезвым реализмом. Наконец, он возвещает наступление эры салонного искусства. И тут в памяти возникло имя – да это же ранний Макаров! О раннем творчестве Ивана Кузьмича Макарова в опубликованной литературе нет ничего. В 1841 году он написал своих «Мордовок», за которых в 1842 году получил звание свободного (неклассного) художника и денежное вознаграждение. В 1845 году был принят в АХ в класс профессора Маркова и в том же году дважды награжден за успехи в портретной живописи. Впервые в 1845 году он участвовал в Академической выставке с женским портретом и картиной «Две девочки в русских костюмах отдыхают возле реки», но где она теперь – неизвестно. Между «Мордовками» 1841 года и «Портретом Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской» 1849 года ничего нет! Рост его мастерства феноменально быстр. Подумать только: он еще рисует натурщиков в Академии и одновременно пишет изумительные детские портреты. Видимо поэтому Наталья Николаевна приглашает его написать портреты ее детей, и он осмеливается предложить ей писать ее, причем совершенно бесплатно. Мне кажется, что макаровский портрет 1849 года из Пушкинского дома дает нам самый глубокий, самый правдивый образ Натальи Николаевны.

В письме П.П.Ланскому (июль 1849 года) в Ригу, где стоял его полк, Наталья Николаевна писала про Макарова: «Он пришел однажды утром работать над портретом детей и мне пришло в голову посоветоваться с ним, нельзя ли исправить мою фотографию». (Н.Н. хотела послать мужу в подарок ко дню его Ангела свою фотографию, которая получилась неудачной, как и дагерротип). Макаров же, посмотрев на нее пристально, сказал: «Послушайте, сударыня, мне так симпатичен Ваш муж, я так его люблю, что буду счастлив, помочь Вам доставить ему удовольствие. Позвольте мне заняться Вашим портретом – я схватил характер Вашего лица, и Вашу голову мне легко будет изобразить на полотне…Он назначил сеанс на другой день, был трогательно точен, три дня подряд я позировала, он меня не утомлял, делая перерывы, и мой портрет был окончен удивительно быстро.

Небольшие размеры портрета (40х30) и выбор картона как основы определялись размерами дорожной укладки П.П.Ланского. Этот дорожный портрет, по словам Натальи Николаевны и всех ее близких, очень удался. Правда, Александра Гончарова нашла, что нос слишком длинный и сказала это Макарову, который любезно согласился исправить этот недостаток и «…стало гораздо лучше, чем было… Мне даже совестно согласиться, что портрет похож».

Наталье Николаевне Ланской на этом портрете 37 лет. Д.Ф.Фикельмон, впервые увидев Наталью Николаевну в 1831 году, отметила меланхолическое выражение ее лица и какую-то отрешенность. «Есть что-то воздушное и трогательное во всем ее облике. Эта женщина не будет счастлива, я в этом уверена! Она носит на челе печать страдания». Многочисленные акварельные портреты Гау, а также портреты А.П.Брюллова, Райта, Мазера и других, как нам кажется, не смогли передать ни глубокой тонкости и одухотворенности ее красоты, ни этого главного выражения ее лица – постоянной тихой грусти. Уже за один только этот портрет Натальи Николаевны, а также за чудесные портреты детей Пушкиных мы должны быть благодарны Макарову, а между тем в советском искусствоведении за ним закрепился ярлык «салонного» живописца. Литература о нем крайне скудна. Ранние его работы пока не найдены. Лишь в альбоме-монографии Т.В.Елисеевой есть упоминание о трех портретах из ГИМа, датированных 1846 г.

Повторюсь, что между «Мордовками» 1841 года и портретом Натальи Николаевны 1849 года – не было ничего. И этот последний отнят был у художника, возможно, по его собственной вине. Из 211 произведений Макарова, упомянутых в монографии Елисеевой, художником подписаны лишь 30 картин и 25 графических листов. «Дорожный» портрет Натальи Николаевны также не был подписан и датирован. Он хранился у дочери Натальи Николаевны – Александры Павловны Ланской-Араповой, а после ее смерти 1919 году был похищен из квартиры на Французской набережной. В том же году портрет был предложен Пушкинскому дому и куплен за 10 тысяч рублей ( по тем временам очень значительная сумма). Однако на нем уже стояла подпись «Neff» и дата «1856». Последующие 50 лет пушкинисты спорили между собой об авторе: Нефф, Макаров или Лаш? На авторстве Макарова настаивал М.Д.Беляев, научный сотрудник Пушкинского дома, книга которого о портретах  Натальи Николаевны была уничтожена, так как сам автор был сослан в Соловки в 1930 году. В 1937 году он пытался снова издать книгу с дополнениями и поправками, но, увы, от нее сохранился один экземпляр. И вот только в 1993 году книжка была издана через 40 лет после смерти автора. Оказывается, «дорожный» портрет был трижды опубликован до революции как работа Макарова – дважды в 1907 и в 1910 году. Однако этот аргумент не был должным образом принят последующими авторами, писавшими о портрете. По инициативе Л.П.Февчук в 1972 году портрет был принесен на экспертизу в Русский музей. Тогда было достоверно установлено, что подпись «Neff@ и дата – фальшивые.

Однако тогда мы не могли решительно утверждать, что автор портрета – Макаров, так как не знали ни особенности его техники, да и не умели их выделить. Кроме того, в коллекции Русского музея были лишь поздние произведения художника. Во всяком случае, в монографию Елисеевой этот портрет не был включен, а на обложку помещен другой – овальный портрет Натальи Николаевны, сравнительно недавно вошедший в обиход, также приписывавшийся кисти Неффа и впервые опубликованный в «Панораме искусств» в 1980 году. Атрибуция этого портрета Макарову, как и датировка 1849 годом (хотя портрет не подписан и не датирован), каким то странным образом отменила его авторство по отношению к меньшему портрету. Между тем, назначение их совершенно разное:  «дорожный» портрет путешествовал с Ланским, а овальный находился дома, и ему соответствовали овальные портреты девочек Пушкиных.

Еще один макаровский овальный портрет молодой женщины из Русского музея (Ж-2596) также приписан Неффу на основании фальшивой подписи (он поступил в музей в 1919 г., как и «дорожный» - в Пушкинский дом). Мы надеемся, что в новом каталоге эта ошибка будет исправлена. С моей точки зрения, с 1849 года Макаров становится узнаваем с первого взгляда, а между тем он еще ученик Академии, ему 27 лет и только в 1853 году он поедет в Италию в свите вел.кн. Марии Николаевны на средства Общества Поощрения художников. Звание академика он получит в 1855 году. Может быть, до этого он и не подписывал свои работы? Нет, как выяснилось, «Портрет супругов» из Исторического музея, подписан «по-сырому» и датирован 1846 годом.

С трепетом вскрывала я конверт с фотографиями неопубликованных портретов из ГИМ-а, присланных мне Н.А.Перевезенцевой. Личности изображенных на них определены Н.В.Архангельской. На одном – супруги: придворный капельмейстер Луккского герцога, композитор Теодор Деллер и Елизавета Сергеева Деллер, урожденная графиня Шереметева. На двух других портретах изображены также женщины из семьи Шереметевых. Все портреты написаны на картоне и вписаны в овалы. На них И.К.Макаров предстает во всей смелой зрелости своей кисти. Богатая, ярко выраженная фактура, отсутствие отделанности говорили о быстроте написания портретов. Не надо и знать о мезальянсе, глядя на портрет супругов Деллер: печальная история этого не благословленного брака, длившегося всего 10 лет (Теодор вскоре заболел чахоткой и умер), легко прочитывается. Словом, и в 1846 году Макаров уже гениальный портретист. Оставалась еще слабая надежда на то, что под эскизной живописью скрывается искомый подготовительный рисунок.

Однако, в «живых» портретах я увидела рисунок невооруженным глазом. Как и сама живопись, он был весьма эскизным, совсем не таким, как в «Пастушке». Казалось бы, поиски были напрасными и привели в тупик, но мне опять повезло. В каталоге выставки «Историзма» (ГЭ) я случайно обнаружила портрет Ю.В.Теляковской работы какого-то Г.И.Яковлева 1849 года, в котором узнавался автор портрета Лермонтовой.

В ГИМе нашлись еще два подписных портрета 1851 года, из которых женский был прямым аналогом двум вышеназванным. В Эрмитажной лаборатории, поставив портрет Теляковской перед ИК-камерой, мы увидели быструю зигзагообразную штриховку на носу, чередование косых линий, сетку на губах, жирный уточняющий контур губ, век, носа, абриса лица. Таким образом, стало возможным выстроить изобразительный ряд в хронологическом порядке: «Неизвестная» из ГРМ, «Е.Лермонтова», «Ю.Теляковская» из ГЭ, «Неизвестная» из ГИМа, но самый первый в этом ряду – «Пастушок». Жаль, в ГТГ не оказалось ни одной подписной работы Яковлева, зато там от А.А.Погодиной я получила первую биографическую справку о художнике Гаврииле Ивановиче Яковлеве. Он родился в 1819 году в Костромской губернии, но с детства жил в Петербурге. В 30-е годы Яковлев – вольноприходящий ученик Академии Художеств. В 1839 году за портрет натурщика Суворова получил звание свободного художника, с 1842 года преподавал рисование и черчение в Петербургском Владимирском уездном училище. Женитьба позволила ему, оставив службу, заняться творчеством, но он продолжал преподавать в частных домах и в Воскресенском Новодевичьем монастыре. В 1852 году за представленные работы он признан назначенным, а с 1853 года – академиком за портрет Ф.А.Бруни. В 50-е годы исполнил большое количество портретов, моделями которых были фрейлины (см.портрет Александровой в Архангельском музее), сестры Скрипицины, генералы Волков и Мейснер, коммерции советник Громов с супругой, дети князя Голицына, актриса

 В. Самойлова, супруги Теляковские, наместник Сергиевой Пустыни иеромонах Илларион, святитель Игнатий Брянчанинов. Кроме портретов, писал образа для церквей Воронежской губернии. В течение последних 5 лет жизни Гавриил Иванович Яковлев безвозмездно трудился над украшением монастырского храма вместе со своими ученицами – сестрами Воскресенского Новодевичьего монастыря, за что был представлен к награде орденом св.Станистава третьей степени.

Летом 1862 года внезапная болезнь прервала работы художника. Он скончался 1 июля в возрасте 43 лет и погребен благодарными монахинями на кладбище Новодевичьего монастыря.

Портрет Ф.А.Бруни 1853 года ныне хранится в Русском музее. Фрагменты этого портрета в инфракрасном свете, надеюсь, развеют последние сомнения в авторстве овального «Пастушка», портретов Лермонтовой и «Неизвестной» из Русского музея.

С.В.Римская-Корсакова
Государственный русский музей, Санкт-Петербург

 

Partners


 
 
 
 
 

 




Working hours

Monday-Thursday - from 10:00 to 18:00
Friday - from 10:00 to 17:00
Saturday, Sunday - closed
During martial law, we work by prior arrangement.

Contacts

Address: Kyiv, Kyianivskyi lane, 3-7, office 203

Telephone: +38 044 272 3745,  +38 093 843 8799

                     +38 067 810 2898
E-mail: info@art-lab.com.ua